Надежда Кожушаная - Война [=Нам не дано предугадать…]
Вынеслась наверх, через одну-две ступени, стучалась:
— Что?! Кто?! — испугались в квартире.
— Извините, что поздно! Это Таня Агеева, из двадцать девятой, Игнат Иваныча домработница! Мне тетрадку надо!
— Игнат Иванович эвакуировался! Какая Таня?
— А меня оставили! Тетрадку дайте, пожалуйста! У меня человек с фронта! С фронта!!!
Соседка высунулась с тетрадкой:
— А почему вы ночью стучите? Я вас не знаю.
— Спасибо. — Таня выхватила тетрадку.
Через ступеньку-две понеслась обратно, чуть не врезалась в стену с размаху, с размаху вбежала в коридор — его не было. В комнате его не было.
Ей стало страшно, жутко, она крикнула:
— Ну?! — и заорала изо всех сил.
— Ты что?! — Он выскочил из-за двери.
— Я думала, ты ушел. — Страх прошел сразу, она засмеялась. — Шинели-то нет!
— Дура… Я напугать хотел. Орет, как зверь, — обнял ее. — Ты что?
— Дали тетрадку, — сказала она. — Напишем?
Пальцы не гнулись — привыкли к другой работе.
— Курица. — Он отобрал у нее ручку, вырвал лист бумаги из тетради, написал номер своей части, вырвал еще лист. — Давай говори, что писать. А то не понравится.
— Здравствуй, дорогой мой муж Саша, — сказала она.
— Ладно! — Он шлепнул ее по спине. — Муж!.. Время посмотри.
Она взглянула на будильник в коридоре: было почти пять.
— «Здравствуй, дорогой мой муж Саша», — прочитал написанное. — Дальше пишу: «Как ты воюешь?» Да?
Она вскочила, убежала. Принесла ему связку ключей, положила в карман шинели:
— Ключи. Меня не будет, чтобы на улице не стоять.
— Ну вот что ты!.. Ладно. «Как ты воюешь?» — Поцеловал, погладил: — Чудо ты!.. — Стал писать дальше: — «Я живу нормально», да? «Верю в нашу победу…» Говори, что писать. «Береги себя» писать? Как твои подружки пишут?
— Я так быстро не могу, — смеялась она от счастья.
— Тогда сиди тихо. Пишу: «Учусь думать головой. Забыть тебя не могу…»
Она встала.
— Куда? Я кого воспитываю?
— Сейчас. — Она быстро вышла в кухню.
Положила в ложку кусок сахара, растопила над огнем, послушала, как Саша вдруг засмеялся в комнате. Вылила расплавленный сахар себе на ладонь, скорчилась, чтобы не завизжать от боли, обмотала руку тряпкой…
И вернулась к нему, села тихонько.
— Смотри! — Он улыбался, ему нравилось письмо. — «Здравствуй, дорогой мой муж Саша. Как ты воюешь? Пишет тебе твое чудо. Я живу нормально. Верю в нашу победу. Учусь думать головой… Любимый мой! До самой смерти не забуду эту ночь!..» Время посмотрела?
— Саш, я забыла сказать. Я вчера на заводе руку поранила, у меня сегодня отгул. Оставайся.
В коридоре резко зазвонил будильник.
— Тебе когда? — спросила она. — Не скоро?
Он не понял сначала. Он размотал тряпку, увидел ожог, бросил тряпку, смотрел на Таню, как будто впервые увидел.
— Правда, вчера, — сказала она. — Ты не заметил! За горячий резец хватилась, а на «морковке» земля на рану попала. Сегодня отгул. Читай. Что там?..
Он встал и стал собирать вещи.
— Ты куда? — спросила она.
Он молчал. Она заглянула ему в лицо:
— Ты уже уходишь?
Она принесла из другой комнаты хозяйский свитер, сунула ему в руку. Он швырнул свитер в угол. Она подняла.
Он искал что-то.
— Фуражку? — Она принесла фуражку.
Он взял не глядя. Собрался. Сел. Она присела тоже. Он хотел встать, она предупредила:
— Сначала встает кто младше. — И встала.
Он посмотрел на будильник:
— До Васильевского ходит что-нибудь?
— Трамваи. — Она пожала плечами, вяло, устало. Она выдохлась.
Он пошел к дверям.
— Я письмо завтра опущу, — сказала она.
Он ушел и закрыл за собой дверь.
Плакать она не могла. Она устала. Села и услышала будильник, поморщилась. Вынесла будильник в дальнюю комнату. Открыла входную дверь, убедилась, что лейтенант не прячется в подъезде, вернулась и потушила свет в комнате.
На улице уже начинался утренний обстрел. Лейтенанта остановил патруль, он ждал, пока майор проверял увольнительную.
— Времени впритык, а вы прогулочным шагом! Город знаете?
Рядом остановился мальчик лет одиннадцати.
— Не успеваете. — Майор отдал документы, посмотрел на часы. — Попробуйте напрямик. На трамвай надежды мало.
— Я покажу! — Мальчик побежал вперед.
Лейтенант — за ним, ключи от квартиры бренчали у него в кармане, он вытащил их, пошел быстрее.
Они зашли в подворотню. Лейтенант остановился, схватил мальчика за плечи, закричал:
— Маклина, восемь, квартира двадцать девять!.. Сделай! Недалеко! Таня! Таня Агеева! Чтобы шла!.. Сделай! Маклина, восемь!..
Мальчик слушал, кивал. Побежал обратно. Лейтенант выскочил на улицу — остановился трамвай.
Мальчик скачками поднялся по лестнице до Таниной квартиры, задыхаясь, пробовал ключи, ронял, забывал, какой ключ он уже пробовал, какой нет, стучал кулаком, кричал:
— Агеева! Открывайте! Вам на работу!..
Дверь открылась. Он вбежал в квартиру, оглядываясь. Услышал будильник, побежал на звук:
— Я что, должен полдня… — Увидел пустую комнату, будильник на полу и вдруг замер, испугался, сжался… Кинулся вон из квартиры.
Лейтенант поймал его на лестнице, убрал с дороги, побежал в квартиру, мальчик за ним:
— Она не говорит!..
Лейтенант содрал с нее пальто, одеяло: она спала, крепко, как умерла, как ей давно хотелось выспаться. Он кинул ей юбку:
— Одевайся. — Помог, кое-как застегнул, сказал мальчику: — Она уснула.
Мальчик с ненавистью смотрел на нее.
Они выскочили из подъезда.
— Куда идти? — крикнул лейтенант. — На завод? Куда?
— Туда!
Мальчик забежал вперед:
— Товарищ лейтенант, идите, я ее отведу!
— Я сама!.. Я скажу, что на станке, мне поверят! Опоздаешь! Иди! — Вырвалась и побежала.
Лейтенант поймал ее. Мальчик ловил тоже, вцепился в рукав, зло:
— Иди, сволочь!.. Люди воюют!
— Я тоже, понимаешь, я в бою… — заговорил лейтенант без остановки, сосредоточенно. — Вчера я ничего не мог, поняла?.. Я тоже решил: ладно! Глаза закрыл — и легче! Каждого не пожалеешь!..
— Что — каждого? — спросил мальчик.
— Уйди!!! — крикнула ему Таня.
Она бежала, заглядывая в глаза лейтенанту, слушала, если не понимала — запоминала, что он говорит.
— Убивать надо, а откуда? — кричал лейтенант. — Я тоже думал: никаких там слез, все! А все же цепляются! Ты цепляешься, я цепляюсь… Не то… Война, понимаешь?! Долг. Смерть. Поняла?!. Не то… Главное: я знаю, ты пошла. Тебе поверят. Любишь меня? Не забудешь? Фамилия моя Саша Носов. Из Москвы. Брат есть…
Они стояли у завода, он обнимал, целовал ее на прощанье:
— Не кричи, да? Не кричи. Письмо опустишь? Чтобы я знал: ты живешь. Помнишь, как в письме: «Учусь думать головой. Забыть тебя не могу…» Хорошая. Любимая. Родная. Моя. Одна. Иди!
Он толкнул, она пошла, потом побежала.
— Не оглядывайся! — крикнул он.
Вслед не смотрел, не проверял. Послушал взрывы, сориентировался. Увидел невдалеке патруль — рванулся в другую сторону. Он вбежал в глухой проходной двор — и там сразу же ухнул разрыв. Дом разломило пополам, и одна половина его осела на землю.
Таня шла к заводу.
«Здравствуй, дорогой мой муж Саша. Как ты воюешь?»— вспоминала-сочиняла письмо к нему. — «Пишет тебе твое чудо. Я живу нормально. Учусь думать головой. Забыть тебя не могу. Любимый мой! До самой смерти не забуду эту ночь…»
